О серии: "Отрывки из дневников" - собрание различных мнений и рассуждений икс-менов о Циклопе. Повествование ведется как правило от первого лица и носит характер именно дневника (см. название), поэтому экшна - мало, нуди - много. Не любите такое - лучше и не начинайте.

Персонажи используются как реальные так и вымышленные. Реальные принадлежат Marvel, вымышленные - мне. Некоторым из вымышленных икс-менов (например, девушке из данного фика) я не планирую давать имя, предисторию и вообще что-либо, кроме характера.

Завтра все забудем.

Противным осенним темным утром я пила кофе на кухне. В Институте было тихо, как на кладбище. Ребята проснулись, позавтракали, потренировались и разбрелись по своим комнатам – в такую паршивую погоду только это, наверное, и имеет смысл сделать. Некоторые, правда, делали слабые попытки противостоять природе – пробираясь на кухню, я заметила в одном из  полутемных, скрытых от посторонних глаз коридоров силуэты Джины и Логана. Они, судя по бурной жестикуляции, вели какую-то оживленную беседу. А может, ссорились. Я не разобрала на расстоянии, да и разве меня касается?

Я тоже собиралась в свою комнату: кофе уже надоело, а просто сидеть одной на кухне - скучно. Хотя и в комнате тоже скучно. «Собственно говоря, скучно везде, и икс-мены ходят, как сонные мухи. Это все осень...»

Я не успела развить эту мысль: раздались чьи-то быстрые шаги в коридоре. Надо же! Кто-то ожил. Я прислушалась: поступь явно мужская, но никак не Росомахина. А остальные сидят по комнатам. Очень странно. Чужие в Институте? Нет, конечно нет. Скорее всего, Циклоп, который как и я, после тренировки не пополз в комнату, у него, как водится, работа. И шаг никто кроме него так не чеканит.

Шаги зазвучали совсем рядом. Дверь рывком распахнулась, и в комнату заглянул Циклоп (я угадала). Судя по резко возникшему на его лице разочарованию, он искал не меня, а...

- Ты не видела Джину? – спросил Циклоп.

Я вспомнила наш с Грозой вчерашний разговор. Гроза сказала: « То, что Джина иногда разговаривает с Логаном наедине, еще ничего не значит. Наоборот, это даже, гм, хорошо, что он стал откровенничать с кем-то из нас, значит он уже не одиночка... Я о том, что это просто дружеские встречи, и не будет никакого обмана или предательства, если мы не будем рассказывать о них Скотту. Он обязательно начнет ревновать, это естественно, и опять потянется эта вражда, а сейчас такое тяжелое время...» Гроза попала в самую точку. Не в смысле того, что встречи Джины и Логана чисто дружеские – в этом-то я как раз не уверена, а в том, что эти дружеские встречи чаще всего замечаю почему-то именно я; и Циклоп чаще всего задает щекотливые вопросы, типа «А ты не видела Джину?» тоже мне. Это уже заметило полкоманды, и все, кажется, считают, что мы со Скоттом в сговоре. А мы не в сговоре. Это просто дурацкое совпадение.

- Только за завтраком, - соврала я с натужно-честным выражением лица.

Скотт помрачнел:

- Она с Росомахой, да?

- Не-ет... то есть не знаю, - выдавила я. Я обещала Ороро, что Скотт ничего не узнает. Я должна сделать все от себя зависящее, - Думаю, она у себя. Или в кабинете у профессора.

- Я уже был и там и там, - с раздражением от моего неловкого вранья ответил Скотт. Он подошел к шкафу и стал разыскивать в груде чашек свою. Судя по той ужасной свалке, что царила в посудном шкафчике, мыл сегодня Роберт Дрейк.

- Посидишь со мной? – спросила я в надежде сменить тему

Циклоп сказал, что пожалуй действительно присядет, но менять тему не стал:

- Значит с Росомахой?

- Да откуда мне знать?! – разошлась я, - Почему ты не спросишь кого-нибудь другого? Причем тут я?

- Я не говорю, что ты при чем, я просто... – Скотт запутался и замолчал. Мне стало стыдно за себя. Действительно, кого ему еще спрашивать? Остальные сидят по комнатам.

- Я ее не вообще не видела, - сказала я мягко, - И Росомаху тоже.

- Понятно, - Циклоп налил себе кофе, немного помолчал и снова взялся за свое, - Слушай, а чисто на твой взгляд – они... любят друг друга? – Он встретил мой довольно-таки раздраженный взгляд и смутился, - Знаю, знаю, это мои дела и я не должен никого впутывать.

- Да нет, впутывай, пожалуйста. Просто это бесполезно, я не знаю. И никто не знает, кроме Джины. Почему ты ее не спросишь?

- Не знаю, - помрачнел Циклоп.

- А я знаю. Ты....

- Не надо.

- Ну почему же не надо? Ты просто....

- Замолчи сейчас же, я не хочу это слышать.

- ....просто боишься? – я впала в безудержное веселье, -  Наш Неустрашимый Командир боится! Не может быть.

Циклоп наблюдал за мной с неодобрением:

- Да, боюсь. Можешь растрепать об этом всей команде, если хочешь. Я люблю Джину с шестнадцати лет и если она предпочла его... то это конец.

- Да брось, - посерьезнела я, - Нельзя зацикливаться. Давай подумаем логически, как ты любишь: если Джина даже тебя и не любит, то все равно в Северной Америке женское население преобладает – а значит ты вполне можешь полюбить кого-нибудь еще.

Циклоп долго и внимательно изучал свою чашку и кофе в ней прежде чем ответить.

- Помнишь, Хэнк на днях читал нам отрывок из какой-то книги, кажется опять Шекспир?

Ага, решил быстро и безболезненно сменить тему. Не выйдет.

- Там была такая мысль, - продолжал Скотт, - Что человек в жизни должен обязательно и любить и быть любимым. Иначе жизнь прошла зря.

- Красивая мысль, - после некоторого осмысления признала я, - Ты к чему-то клонишь?

- Да, клоню, – буркнул он, - Уже наклонил. Что толку, что я могу полюбить еще какую-нибудь женщину? У меня нет проблем с «любить», у меня проблемы с «быть любимым». Мне надо найти человека, который смог бы меня полюбить! И как можно быстрее – я по роду деятельности могу умереть в любой момент.

- Погоди, погоди, - перебила я, нахмурившись, - Зачем искать? Чем тебя не устраивают люди, которые тебя уже любят?

- Их нет.

- Что-о?!

Я знавала кучу людей, которые не подходили к нему, потому что боялись показаться ничтожествами. Кучу девчонок, которые воспылали к нему страстью, когда ему было еще пятнадцать и он, по своему твердому убеждению, ничего из себя не представлял. Кучу людей, которые считали его своим другом, кучу людей, которые считали его своим старшим (впрочем, были и такие, кто младшим) братом, кучу людей, которые рады бы были считать его своим сыном (да, в том числе и Ксавьер), целую прорву людей, которые считали его героем и чуть ли не Спасением Обеих Рас в человеческом обличии!.. Ну, «Спасение Обеих Рас» - это меня, конечно, уже заносит. Но «их нет» – тоже ни в какие ворота.

- Чушь какую-то несешь, - убежденно заявила я.

Циклоп ответил, что не любит делать необоснованных выводов (это правда). Он пересмотрел все кандидатуры и убедился, что никто не подходит. Он даже составлял список – что за дурацкая любовь к спискам! – и может сходить за ним, если я заинтересована. Я была заинтересована, но отпускать его за списком было бы неразумно – мог не вернуться. Даже противным осенним утром, когда все пребывают в спячке, в Институте можно найти парочку-другую мутантов, которой необходимо срочно увидеть Циклопа по важному и неотложному делу. А если даже таких и нет, то он по дороге сам себе найдет важное неотложное дело. В общем, я высказала Скотту надежду, что мы сумеем обойтись без списка.

- Достаточно если ты будешь просто диктовать их, а я - доказывать, что они тебя любят, - сказала я.

- Пустая трата времени, - небрежно пожал плечами Скотт, на мгновение превращаясь в Циклопа, Бесстрашного Командира Икс-менов, Который Знает Цену Времени, - но если тебе так уж это надо...

- Это тебе это надо, не перетягивай канат, - да простит мне бог грамматическую неправильность этого предложения, но как сказать по-другому – не знаю, - Начнем с... профессора! Разве он тебя не любит?

Мат в один ход.

Циклоп вроде как задумался и потер ладонью подбородок:

- Ну знаешь. Я в принципе согласен, что он ко мне привязан.... но все-таки мы друг друга терпим из взаимной выгоды, согласись?

- Что? – оторопела я. Ну Слим! Ну прагматик! Везде найдет корыстные мотивы.

- Что - что? Он ведь не над всеми подряд оформлял опекунство. Если бы мои способности его не заинтересовали, ничего бы не было, и жил бы я сейчас на улице или в тюрьме, в зависимости от... – тут Скотт словно спохватился – он никогда не заговаривал о своем прошлом ни с кем, кроме телепатов – и скомкано закончил – В общем, сначала была только выгода, остальное появилось потом. Разве любовь может иметь в основе выгоду?

Я могла бы ему ответить, что да, может, любовь ведь может все. Могла бы ему напомнить про росточки, которые пробиваются и на свалках и сквозь асфальт. Но он бы вряд ли понял. Он состоит из двух частей – Скотт и Циклоп. Циклоп максималист и не желает признавать, что плохое тоже может порождать хорошее. А Скотта вообще не вызовешь на откровенность, он сейчас сидит и смеется над нашим серьезным разговором.

Но это так, маленькое отступление, не вписывающееся в общий фон рассказа. Я не нашлась, что возразить и стала перебирать в уме родных и близких командира.

- Корсар?

- О чем ты говоришь. Мы друг друга не знаем.

- Господи, Скотт, он же тебе отец. Ты сам три раза отец, разве ты не любишь своих детей?

- Вот-вот. Детей. Он любит ребенка, каким я был в пять, в шесть. А мне уже не пять и не шесть, побольше. С тех пор много воды утекло. И я изменился, - Циклоп нахмурился: получалось, он опять поднял  ненавистную тему прошлого.

- Хорошо, - поспешно вклинилась я, - Забудь о Корсаре. А команда? Вся ваша «первая пятерка»?

Скотт стал загибать пальцы:

- Про Джину я уже говорил. С Уорреном мы слишком разные люди, да и потом, эта старая, но имевшая место ревность... Хэнк – хороший друг, но моя склонность к конфронтации не может его не отталкивать. Бобби одно время держал меня за старшего брата, но он вырос, увидел истинное лицо кумира и, думаю, на том все и закончилось.

- Ороро?

- Любовь – чувство равных. Она выше меня.

- Шельма?

- Мы просто хорошего мнения друг о друге.

- Синистер?

- Выгода и только выгода.

- Росомаха? (просто чтобы разрядить обстановку)

- Ты такая забавная, - сухо отозвался он.

- Рэйчел? Натан? Нэйт?

- Мимо. Мимо. Мимо. Я не состоялся как отец, увы, - он пожал плечами, - Зато состоялся как воин. Во всем есть свои плюсы, как говорит Китти.

- Ах да! Китти?

Скотт снова потер подбородок, усмехнулся:

- Здесь, пожалуй, да. Китти любит мир в целом, а значит и меня тоже. Но сама понимаешь, какая это малая доза любви. Десятые доли необходимого.

- Джубили?

- Не думаю.

- Гамбит?

Циклоп взглянул на меня полунасмешливо-полугорько:

- Совсем уже кончаются варианты, да?

Варианты действительно кончались. Во всяком случае, паузы между называемыми людьми становились все длиннее и длиннее. Видя как лихо и логично он расправляется с теми, чью любовь к нему я бы никогда не поставила под сомнение, некоторых, не очень убедительных, я отметала сама. Петр? Скажет: «Не то, мы просто приятельствуем». Курт? Начнет что-нибудь про религию: вот он, мол, верит, а я нет.... – ну и в том же духе. А кто еще? Кто там остался?...

Циклоп, заметив мои мучения, по-дружески посоветовал:

- Ты не зацикливайся на команде. Там особой любви быть не может. Им уже вон где сидит вся эта мечта, а я ведь прочно ассоциируюсь с мечтой...

Я покорно переключилась на семью.

- Алекс?

- Алекс! – Циклоп невесело, но вполне искренно рассмеялся и хлопнул ладонями по коленям, - Знаешь, он меня уже достал до предела, а уж как я его достал – страшно и подумать. Братья любящие друг друга – да разве такое бывает?

- Э-ээ... Гипзиба?

- Она любит отца, а я здесь причем?

- Маделин?

- Давай не будем о Маделин, - неожиданно резко ответил Скотт, - Она была ненастоящей. Как и ее любовь.

Мы помолчали. Потом Скотт склонил голову набок и посмотрел на меня:

- Ну?

Я с удвоенной скоростью прокручивала в голове имена, силясь найти какое-нибудь, на которое ему нечего бы было возразить. Должно же такое быть, не может быть, чтоб не было.

- Ну? – повторил Скотт, - Сдаешься?

Ей-богу, это звучало так, будто мы играли в шашки, а не выясняли есть ли смысл в его жизни!

И тут меня осенило:

- Рэт! Так по-моему его звали? Ведь это именно он притащил тебя в Институт?

- Разве я тебе рассказывал? – помрачнел Циклоп (на самом деле он мне не рассказывал. Рассказывала Шельма, а ей – Джина; а вот уже Джине рассказывал он), -  Не помню что-то такого. Так или иначе, то было на улице, а там любви нет и не может быть. Сдаешься?

Да. Больше мне ничего не оставалось. Этот самый Рэт был последней надеждой. Слабой надеждой, не оправдавшей себя. Я плоха в искусстве убеждения, а он лучший спорщик из икс-менов. Я проиграла.

- Сдаюсь, - сказала я и чтобы как-то сохранить лицо добавила, - Признаю, тебя никто не любит. Ты доволен?

- Причем тут «доволен», - кажется, ему не понравился вопрос, - Я давно это знал. А хочешь, скажу тебе твое маленькое упущение?

- Не хочу! – отрезала я. Ненавижу одноглазого. Мало ему, что победил, надо еще и объяснить противнику, почему победил. Может, поэтому его никто и не любит?

- Нет, серьезно! – настаивал он, -  просто на будущее, это ведь серьезный стратегический просчет.

- Ну что еще? – буркнула я.

- Ты забыла включить в свой список меня самого.

Понятное дело. Я просто должна была догадаться, что ради победы над Циклопом надо разгадать его тактическую хитрость, вокруг которой накручен весь остальной план. Что заведомо невозможно.

- Но не удручайся, - продолжал Циклоп. – Это ничего бы изменило.

Он поглядел на меня тяжелым и каким-то больным взглядом и закончил:

- ...потому что, сам я тоже себя не люблю.

Я была... в шоке, конечно. От смысла от слов? Или от того, что он их сказал?

Есть такие вещи, которые просто нельзя говорить. Младенцам нельзя говорить «Ты плохой и никчемный», потому что это выльется в комплексы. На светском приеме нельзя рассуждать о сексе, потому что это глупо. О человеке нельзя говорить гадости за его спиной, потому что это подло. А командиру команды ни в коем случае нельзя говорить, что он сам себя не любит, потому что... почему? Потому что не принято? Потому что это сродни слабости, а командир обязан быть сильным? Или потому что, мы, подчиненные, не хотим этого слышать? Если человек не любит себя, значит он несчастлив. А если Циклоп несчастлив, то в этом виноваты мы, семья. Но мы ведь не хотим быть виноватыми, мы лучше будем эгоистами и предоставим ему носить всю эту тяжесть в себе. Наверное, он прав – мы совсем его не любим. Мы просто впрягли его и хотим, чтобы приносил пользу и не требовал за это ничего, даже хорошего отношения к себе. И наш план сработал. Почему мы такие свиньи?

Я, по крайней мере, чувствовала себя полной свиньей. Впервые за всю нашу беседу я увидела, что в метре от моего стула сидит не лидер, не воин и не «душа икс-менов», а просто печальный, усталый человек, который хочет поддержки, но боится попросить. Как можно! Нельзя ронять себя в глазах команды. Надо сохранить репутацию сильного. Да и вообще, Росомаха обходится без всех этих излияний, а он что – лох?

 Мне было так паршиво, будто я только что совершила какую-то подлость. Надо было срочно как-то загладить вину. Как угодно. Сказать что-нибудь такое, чтобы он сразу стал счастливым. Но таких слов не существует. А если  даже и существует, то что толку – я не могла выдавить из себя даже тупейшего «да брось ты!»

В коридоре началось какое-то шевеление, послышались голоса Грозы и Шельмы.  Видимо, не только мы двое любили кофе по утрам.

Скотт вскочил, едва не опрокинув стул:

- Я пойду к себе.

Он явно собирался скрыться в своей комнате и пережить там быструю трансформацию в Циклопа.

Я кивнула. Я все равно ровным счетом ничего не могла изменить.

Скотт вышел в коридор, я слышала, как он поприветствовал приближающихся девушек и Гроза спросила, все ли у него в порядке, а он уже откуда-то издалека ответил «Да».

У меня возникла идея: спросить у Шельмы и Грозы, любят ли они Скотта – они ведь обязательно ответят, что да. Тогда я расскажу ему и нам обоим станет легче.

- Ороро... – начала я, когда они вошли.

- Да? Что? – отозвалась «богиня». Нет, я больше никогда не назову ее «богиней», даже по инерции. Это такой же ярлык, как и «лидер». Ярлыки убивают, сегодня я это окончательно поняла.  

А если они решат, что я говорю в другом смысле, ну вы поняли, каком? Тогда придется долго, путано объяснять, что же я имела в виду...

- Нет, ничего, - ответила я Грозе и полетела вверх по лестнице. У меня появилась другая идея.

Я никогда особо быстро не бегала, но тут мне повезло – Скотт завозился с ключом и не успел еще войти и запереться. Совладать с собой, к моему великому счастью, он тоже еще не успел – лицо было явно расстроенное.

- Скотт! – заорала я, рискуя вывести кого-нибудь из спячки, - Подожди! Я не проиграла!

- Что? – без особого интереса переспросил он и оставил в покое ключ.

- Про нашу игру. В смысле, спор. Ну ты понимаешь.

- Да, да.

- Я не проиграла. Я люблю тебя.

Скотт растерялся:

- Нет, подожди...

- Не в том смысле. Я просто люблю тебя.

- Как так?... – сказал Циклоп еще более растерянно, - Ведь.. не за что.

- Ну и что? Одних придурков и сволочей и любят, если ты не замечал.

- Я ведь тебя раздражаю...

- Не всегда, только на тренировках.

Взгляд из печального стал подозрительным:

- Ты  говоришь это, чтобы меня утешить?

- Ну что ты! Ты же стальной, тебя незачем утешать! – польстила я.

Скотт скромно ухмыльнулся  (он очень особенный, но на лесть развешивает уши абсолютно так же, как и все прочие парни).

- Это верно, я бесчувственный, - согласился он, - Очень мило с твоей стороны.

- Мне не сложно, - ответила я, - Я наверное пойду. Сюда идет Джина, кажется вы сейчас будете мириться.

Скотт снова нагнулся над замочной скважиной, видимо, для того, чтобы я не заметила его вполне довольное выражение лица.

- Пока, - отозвался он, краем глаза наблюдая над Джиной.

Я направилась в свою комнату. К середине дня Институт начал оживать. В коридоре, гостиной и саду звучали голоса. На кухне кто-то смеялся. Мимо меня пронеслась Китти, размахивая каким-то замусоленным листочком в клетку. Зазвонил телефон. А в окна струились снопы солнечного света - тусклый осенний день вдруг превратился в яркий день бабьего лета. Этим, видно, и объяснялась общая активность.

Я сменила курс и подошла к окну. Мне было слегка грустно. Наверное, любовь действительно большая ответственность. Раз уж я пообещала любить Скотта, то теперь мне часто придется забирать часть его многочисленной грусти себе. Кажется, это была не самая лучшая идея – любить его. В ней есть что-то несправедливое. Что?...

Окно открывало прелестную картину. Осеннее холодное, но яркое солнце освещало наш институтский сад. Разноцветные мокрые листья сияли, небо было уже не серым, а по-летнему голубым, а тучи сменились облаками. Та вода, что все утро лилась с небес, образовала крупные лужи в местах, где старый асфальт трескался. И все это -  асфальт, деревья, небо -  было не просто мокрым, а каким-то свежим, чистым, будто помытым.

Невдалеке неуверенно запищала какая-то птица и тут же затихла. В саду царила торжественная, задумчивая тишина. Ее не хотелось нарушать. Несколько моих сокомандников вышли подышать озоном (вы ведь замечали, какой воздух бывает после дождя? Ни при какой другой погоде такого не бывает.). Они обманулись солнцем - вышли налегке и теперь ежились от холодного воздуха, то и дело попадали ногой в лужи, но не уходили. Гроза гладила мокрые листья и ветви деревьев. Более молодые и менее сдержанные икс-мены уже выпали из торжественного расположения духа: начинали посмеиваться и пытались обрызгать друг дружку. Из Института вышли Циклоп и Джина – красивая, молодая пара. Он нес ученическую тетрадь, чтобы делать и пускать кораблики, а она держала его под руку. И тут я поняла, в чем заключается главная несправедливость моего положения – делить с ним грусть буду я, а пускать с ним кораблики будет Джина. Циклоп все врал, не нужна ему моя любовь-жертва, они вполне счастливы. Да что теперь! Дело решенное.

Циклоп сворачивал кораблики один за одним, ловко и быстро. Джина смотрела на его руки и пыталась повторять движения, но не успевала. Она недовольно подергала его за рукав и, должно быть, попросила показать. Он показал. Джина радостно закивала, но как только дело дошло до практики, ее кораблик молниеносно вырвался из рук, как намыленный, и упал на траву. Тогда Джина топнула по нему ногой, скрестила на груди руки и сделала вид, что обиделась. Скотт засмеялся и сказал ей что-то, от чего и ее картинно надутые губки дрогнули в улыбке. Они оба посмотрели на небо, а потом Скотт заметил в открытом окне меня и крикнул, сложив руки рупором:

- Будешь кораблики делать? Выходи!

- Иду, - крикнула я и захлопнула окно – в холле становилось прохладно. Мне надоело грустить. Пойду попускаю кораблики, а потом, может быть, искупаю Бобби в луже. А потом - горячая ванна!

А что касается грусти... ерунда это все. Никто не заставляет меня мучиться от неразделенной любви. Да и нет никакой любви, кроме дружеской. Просто охота влюбиться, а Скотт – ничего, нормальный вариант.

Завтра все забудем.

Апрель 2005.